Страдания Христа

Страдания Христа
  

И прежде, чем окончил дни,
И прокричал в предсмертной дрожи:
«Или, лама савахфани!»,
И был взнесен десницей Божьей,
И прежде, чем, как человек, С земным расстался воплощеньем, С креста Он обнял взглядом всех В знак не прощанья, а прощенья.
Он и руками на кресте Их обнял бы, но люди сами Распахнутые руки те Прибили накрепко гвоздями.
«Возненавидел мир Меня, Обрек на тяжкие страданья, О нем свидетельствовал Я, Что зла полны его деянья.
В нем страсти правят искони, И давит темная стихия, И чем трусливее одни, Тем деспотичнее другие».
Глазами светлыми обвел Голгофу, город в отдаленье, И пепельный, в морщинах, ствол Оливы, вставшей на колени.
И ящерку невдалеке,
Что замерла, и омертвелым
Сучком торчала на песке,
И на Него, привстав, смотрела.Страдания Христа
  

И прежде, чем окончил дни,
И прокричал в предсмертной дрожи:
«Или, лама савахфани!»,
И был взнесен десницей Божьей,
И прежде, чем, как человек, С земным расстался воплощеньем, С креста Он обнял взглядом всех В знак не прощанья, а прощенья.
Он и руками на кресте Их обнял бы, но люди сами Распахнутые руки те Прибили накрепко гвоздями.
«Возненавидел мир Меня, Обрек на тяжкие страданья, О нем свидетельствовал Я, Что зла полны его деянья.
В нем страсти правят искони, И давит темная стихия, И чем трусливее одни, Тем деспотичнее другие».
Глазами светлыми обвел Голгофу, город в отдаленье, И пепельный, в морщинах, ствол Оливы, вставшей на колени.
И ящерку невдалеке,
Что замерла, и омертвелым
Сучком торчала на песке,
И на Него, привстав, смотрела.
Застыли овцы и ослы,
Волы с печальными очами,
И поднебесные орлы
В тот страшный час необычайный,
И в дальней чаще тигр и лев, В пустыне лань у водопоя — Вдруг замерло, оцепенев, В юдольном мире все живое.
И только люди, лишь они, Без милосердья и печали Безумствовали и: «Распни! Распни, распни Его!» — кричали.
Но не винил Он никого,
А повторял, как прежде: «Отче!
Им не вмени греха сего,
Не ведающим, как порочны».
Светло-зеленые глаза Любовь сквозь муку излучали Тем, кто кляли Его, грозя, Злорадствовали, обличали.
Он видел ката Своего, Ханжей, лжецов, что были в силе, И тех, что славили Его, А ныне злобно поносили.
Им~в праздник этот страшный час. Был слышен свежий скрип сандалий; Ручьями белыми струясь, На плечи кефи ниспадали.
Как сердце вздрогнуло в тоске, Когда заметил запоздало Седую женщину в платке — То мать скорбящая стояла,
Она молила небеса. Ее от Сына заслоняли Толпы кипящие глаза
И желтый жар зубов в оскале.
О, если б можно — все стерпя, Она сама, толпу раздвинув, На крест взошла и на себя Здесь приняла бы муки Сына.
Но знала миссию Его…
А сердцем, каждым нервом тонким
Все ж видела не Божество,
А своего ребенка только.
Шептала мать: «Дитя мое! Нет выше миссии, быть может, Но что мне, что мне до нее — Мне жизнь Твоя всего дороже.
Одни разбойники, гляди, Вокруг Тебя и одесную. Прошу Тебя: не уходи! Не уходи в страну другую!».
Но на века, но на века Он покидал земное тело, И облачком сквозь облака Душа, светясь, к Отцу летела…