8 Марта

Я бы не сказала, что этот расказ – христианский, но когда я его прочитала, я плакала так, как, наверное, еще ни после одного христианского рассказа… 

8 Марта

Ранее утро…8 марта. Будильник зазвенел, и, даже не успев как следует начать свою песню, умолк под натиском моего пальца. Почти в темноте оделся, тихо прикрыв входную дверь, направился к базару. Чуть стало светать. 
Я бы не сказал, что погода была весенней. Ледяной ветер так и норовил забраться под куртку. Подняв воротник и опустив в него как можно ниже голову, я приближался к базару. Я еще за неделю до этого решил: никаких роз, только весенние цветы… праздник же весенний. 
Я подошел к базару. Перед входом стояла огромная корзина с очень красивыми весенними цветами. Это была мимоза. Я подошел: да, цветы действительно красивы. 
– А кто продавец? – спросил я, пряча руки в карманы. Только сейчас я почувствовал, какой ледяной ветер. 
– А ты, сынок, подожди. Она отошла ненадолго, сейчас вернется, – сказала тетка, торговавшая по соседству солеными огурцами. 
Я стал в сторонке, поглубже закутался в куртку и даже начал чуть улыбаться, когда представил, как обрадуются мои женщины, дочка и жена. 

Я бы не сказала, что этот расказ – христианский, но когда я его прочитала, я плакала так, как, наверное, еще ни после одного христианского рассказа… 

8 Марта

Ранее утро…8 марта. Будильник зазвенел, и, даже не успев как следует начать свою песню, умолк под натиском моего пальца. Почти в темноте оделся, тихо прикрыв входную дверь, направился к базару. Чуть стало светать. 
Я бы не сказал, что погода была весенней. Ледяной ветер так и норовил забраться под куртку. Подняв воротник и опустив в него как можно ниже голову, я приближался к базару. Я еще за неделю до этого решил: никаких роз, только весенние цветы… праздник же весенний. 
Я подошел к базару. Перед входом стояла огромная корзина с очень красивыми весенними цветами. Это была мимоза. Я подошел: да, цветы действительно красивы. 
– А кто продавец? – спросил я, пряча руки в карманы. Только сейчас я почувствовал, какой ледяной ветер. 
– А ты, сынок, подожди. Она отошла ненадолго, сейчас вернется, – сказала тетка, торговавшая по соседству солеными огурцами. 
Я стал в сторонке, поглубже закутался в куртку и даже начал чуть улыбаться, когда представил, как обрадуются мои женщины, дочка и жена. 
Напротив меня стоял старик. Сейчас я не могу сказать, что именно, но в его облике меня что-то привлекло. Старотипный плащ, фасона 1965 года, на нем не было места, которое было бы не зашито. Но этот заштопанный и перештопанный плащ был чистым. Брюки такие же старые, но до безумия наутюженные. Ботинки начищены до зеркального блеска, но это не могло скрыть их возраста. Один ботинок был перевязан проволокой. Я так понял, что подошва на нем просто отвалилась. Из-под плаща была видна старая, почти ветхая рубашка, но и она была чистой и наутюженной. Лицо, его лицо было обычным лицом старого человека, вот только во взгляде было что непреклонное и гордое, несмотря ни на что. Сегодня был праздник, и я уже понял, что дед не мог быть не бритым в такой день. На его лице было с десяток порезов, некоторые из них были заклеены кусочками газеты. Деда трусило от холода, его руки были синего цвета… его очень трусило, но он стоял на ветру и ждал. 
Какой-то нехороший комок подкатил к моему горлу. Я начал замерзать, а продавщицы все не было. Я продолжал рассматривать деда. По многим мелочам я догадался, что дед не алкаш, он просто старый, измученный бедностью и старостью человек. И еще я просто явно почувствовал, что дед стесняется теперешнего своего положения за чертой бедности. 
К корзине подошла продавщица. Дед робким шагом двинулся к ней. Я тоже подошел к ней. Дед подошел к продавщице, я остался чуть позади него. 
– Хозяюшка… милая, а сколько стоит одна веточка мимозы?- дрожащими от холода губами спросил дед. 
– Так, а ну вали отсюдова, алкаш, попрошайничать надумал, давай вали, а то… – прорычала продавщица на деда. 
– Хозяюшка, я не алкаш, да и не пью я вообще, мне бы одну веточку… сколько она стоит?- тихо спросил дед. 
Я стоял позади него и чуть сбоку. Я увидел, что у деда в глазах стояли слезы… 
– Одна! Да буду я с тобой возиться, алкашня, давай вали отсюдова, – рыкнула продавщица. 
– Хозяюшка, ты просто скажи, сколько стоит, а не кричи на меня, – так же тихо сказал дед. 
– Ладно, для тебя, алкаш, 5 рублей ветка, – с какой-то ухмылкой сказала продавщица. На ее лице проступила ехидная улыбка. 
Дед вытащил дрожащую руку из кармана, на его ладони лежало три монетки по рублю. 
– Хозяюшка, у меня есть три рубля. Может, найдешь для меня веточку на три рубля? – как-то очень тихо спросил дед. 
Я видел его глаза. До сих пор я никогда не видел столько тоски и боли в глазах мужчины. Деда трусило от холода как лист бумаги на ветру. 
– На три тебе найти, алкаш, га-га-га, щас я тебе найду,- уже прогорлопанила продавщица. Она нагнулась к корзине, долго в ней ковырялась… 
– На держи, алкаш, беги к своей алкашке, дари! Га-га-га-га, – дико захохотала эта дура. 
В синей от холода руке деда я увидел ветку мимозы, она была сломана посередине. Дед пытался второй рукой придать этой ветке божеский вид, но она, не желая слушать его, ломалась пополам и цветы смотрели в землю… На руку деда упала слеза…Дед стоял, держал в руке поломанный цветок и плакал. 
– Слышишь ты, ты! Что же ты делаешь? – начал я, пытаясь сохранить остатки спокойствия и не заехать продавщице в голову кулаком. 
Видимо, в моих глазах было что-то такое, что продавщица как-то побледнела и даже уменьшилась в росте. Она просто смотрела на меня, как мышь на удава, и молчала. 
– Дед, а ну подожди, – сказал я, взяв деда за руку. 
– Ты, сколько стоит твое ведро, отвечай быстро и внятно, чтобы я не напрягал слух, – еле слышно, но очень понятно прошипел я. 
– Э… а… ну… я не знаю, – промямлила продавщица. 
– Я последний раз у тебя спрашиваю, сколько стоит ведро!? 
– Наверное, 500 рублей, – сказал продавщица. 
Все это время дед непонимающе смотрел то на меня, то на продавщицу. Я кинул под ноги продавщице купюру, вытащил цветы и протянул их деду. 
– На, отец, бери и иди поздравляй свою жену, – сказал я. 
Слезы одна за одной, покатились по морщинистым щекам деда. Он мотал головой и плакал, просто молча плакал… У меня у самого слезы стояли в глазах. Дед мотал головой в знак отказа, и второй рукой прикрывал свою поломанную ветку. 
– Хорошо, отец, пошли вместе,- сказал я и взял деда под руку. 
Я нес цветы, дед свою поломанную ветку, мы шли молча. По дороге я потянул деда в гастроном. 
Я купил торт и пачку дорогого чая. И тут я вспомнил, что я не купил себе цветы. 
– Отец, послушай меня внимательно. У меня есть деньги, для меня не сыграют роль эти 500 рублей, а тебе с поломанной веткой идти к жене негоже, сегодня же Восьмое марта, бери цветы и торт и иди к ней, поздравляй. 
У деда хлынули слезы… они текли по его щекам и падали на плащ, у него задрожали губы. Больше я на это смотреть не мог, у меня у самого слезы стояли в глазах. Я буквально силой впихнул деду в руки цветы и торт, развернулся, и, вытирая глаза, сделал шаг к выходу. 
– Мы… мы… 45 лет вместе… она заболела… я не мог ее оставить сегодня без подарка, – тихо сказал дед, – спасибо тебе… 
Я бежал, даже не понимая, куда бегу. Слезы сами текли из моих глаз.

Автор неизвестен